Глава 2

Афинская чума

 К числу посвященных в элевсинские мистерии принадлежал и великий древнегреческий трагик Софокл, чье описание чумы в «Царе Эдипе» взято из реальной афинской эпидемии. ^[1] В другой трагедии об Эдипе (Эдип в Колоне) он упоминал и элевсинские мистерии. Это случайность, но символичная. Элевсинские мистерии могли быть связаны с чумой совершенно непосредственно. И возможность такой связи прозрачна. Если жрецы в каком-то определенном тайном месте Рарийских полей выращивали спорынью для мистерий, то во время войны, мокрой зимы накануне эпидемии, голода и массового бегства крестьян грибок мог раз за 2000 лет вырваться на волю и заразить обычные посевы. Спорынья пшеницы еще более ядовита, чем ржаная.

Действие, оказываемое спорыньей на человеческий организм, оказалось очень многогранным. Регулярное использование в пищу зараженного хлеба проводило к отупению, связанному с органическим повреждением мозга, психозам и безумию, а выкидыши у женщин сильно сказывались на демографии населения. Все это нередко сопровождалось видениями и обычно ужасающими галлюцинациями (больше при конвульсивной форме), тревожностью, паникой и повышенной агрессивностью. Острое отравление давало большой процент смертности. При хроническом — начинались судороги, они же «злая корча», нередко возникала катаракта и слепота. При другом варианте отравления развивалась гангрена конечностей: руки, ноги, половые органы, а иногда даже носы и уши, чернели и отваливались. Спорынья оставляла после себя толпы обезумевших калек и смерть. Симптомы отравления были полиморфны, и болезнь постоянно путали с рожей, чумой и проказой. Но массово столкнулись люди с такими эффектами лишь в средние века, когда на смену пшенице пришла рожь, значительно легче заражающаяся спорыньей, а земледелие стало развиваться в подходящих для распространения паразита местностях. В античное же время, в более сухом и теплом климате и при выращивании самоопыляемых пшеницы и ячменя, такие эпидемии должны были быть очень редки, и никаких достоверных данных о том, что они случались, у нас нет. За исключением, быть может, чумы Фукидида.

Знаменитая афинская чума, или чума Фукидида — названная так по имени подробно ее описавшего греческого историка — представляет собой любимую тему научных споров. В 431 году до н. э. разразилась Пелопоннесская война, и неизвестно, чем закончилось бы противоборство Афин и Спарты, если бы не эпидемия невиданной ранее болезни, неожиданно возникшая в Афинах и погубившая в течение одного года около трети населения города, что в конечном итоге и привело афинян к поражению в войне.

Как описывал Фукидид: «никогда еще чума не поражала так молниеносно и с такой силой и на памяти людей нигде не уносила столь много человеческих жизней». ^[2] На сегодня по этой эпидемии написано уже более двухсот научных работ, каждая из которых представляет свою точку зрения на то, чем этот мор был вызван — от чумы, кори, оспы и до вируса Эбола. Одно из последних исследований было проведено в 2006 году Манолисом Папагригоракисом (Manolis Papagrigorakis) из Афинского университета. Его группа пришла к выводу, что эпидемия была вызвана тифом. Тем не менее, все эти работы по-прежнему не в состоянии объяснить многие из существенных симптомов, приводимых Фукидидом:

“Большинство больных страдало от мучительного позыва на икоту, вызывавшего сильные судороги. Причем у одних это наблюдалось после ослабления рвоты, у других же продолжалось и позднее. Тело больного было не слишком горячим на ощупь и не бледным, но с каким-то красновато-сизым оттенком и покрывалось, как сыпью, маленькими гнойными волдырями и нарывами. Внутри же жар был настолько велик, что больные не могли вынести даже тончайших покрывал, кисейных накидок или чего-либо подобного, и им оставалось только лежать нагими, а приятнее всего было погрузиться в холодную воду. Мучимые неутолимой жаждой, больные, остававшиеся без присмотра, кидались в колодцы; сколько бы они ни пили, это не приносило облегчения. К тому же больной все время страдал от беспокойства и бессонницы. На протяжении острого периода болезни организм не слабел, но сверх ожидания сопротивлялся болезни, так что наступала смерть либо в большинстве случаев от внутреннего жара на девятый или седьмой день, когда больной был еще не совсем обессилен, либо, если организм преодолевал кризис, то болезнь переходила в брюшную полость, вызывая изъязвление кишечника и жестокий понос; чаще всего люди и погибали от слабости, вызванной этим поносом. Так недуг, очаг которого первоначально находился в голове, распространялся затем сверху донизу по всему телу. И если кто-либо выживал, то последствием перенесенной болезни было поражение конечностей: болезнь поражала даже половые органы и пальцы на руках и ногах, так что многие оставались в живых, лишившись этих частей, а иные даже слепли. Некоторые, выздоровев, совершенно теряли память и не узнавали ни самих себя, ни своих родных. ^[3]

Сильный внутренний жар при не слишком горячем теле, язвочки, невозможность успокоиться, бессонница, судороги, отпадение членов, отупение с потерей памяти. Все это уже явно намекает на эрготизм. Даже прыжки в колодцы, хорошо известные по эпидемиям тарантизма и плясок Витта, когда измученные жертвы пытались таким образом погасить сжигающий их «невидимый огонь», тоже описаны Фукидидом. Поэтому теория отравления спорыньей была озвучена уже давно. Коберт (Kobert) в 1889 году придерживался версии синергизма заболеваний и пытался показать, что эпидемия в Афинах могла быть вызвана оспой, поразившей страдающее от скрытого эрготизма население. В поддержку своего взгляда Коберт ссылался на российские источники, показывающие, что случайные инфекции тифа, пневмонии, и пр. могут заставить скрытый эрготизм развиться в гангрену. Коберт предполагал, что афиняне питались зараженным спорыньей зерном, импортированным с территорий, которые в его время являлись Южной Россией, а зерно спартанцев не было эрготизированным. Теория спорыньи, как виновницы афинской чумы, была поддержана в 1957 году в работе Салвея и Делла. ^[4]

Фукидид, подробно рассказывая об эпидемии, заметил: «опишу ее проявления, чтобы, исходя из этого, в случае если она снова возникнет, ее можно было бы распознать». Но он недооценил энтузиазм потомков. Выискивание различных болезней, подходящих на роль афинской чумы превратилось в своеобразный научный марафон, каждый стремился найти свое решение. Выдвинуты версии уже не менее 29 различных болезней. И мало кого смущало, что непосредственно чумой эта болезнь не была, поскольку, кроме значительных несовпадений в описании, погибали и собаки, менее склонные к этому заболеванию, что от кори, например, не отваливаются половые члены и руки с ногами, а от тифа в колодцы не прыгают.

И здесь стоит обратить внимание на тех, кто мог сравнить проявления болезни вживую, как, собственно, и предполагал Фукидид. Впервые версия эрготизма была выдвинута еще в 1771 году военным врачом Ридом, который наблюдал бушующую во Франции эпидемию и наглядно сравнивал симптомы с описанием Фукидида. Рид отмечал отпадение членов, ненасытную жажду и пр. ^[5] Единственное, что смущало Рида — откуда взялась спорынья в неблагоприятных для нее условиях. А если болезнь пришла из Эфиопии или Ливии (у Фукидида — по слухам, «как говорят»), то и там спорынье не место (впрочем, сегодня мы знаем, что вспышки эрготизма в Эфиопии вполне себе случаются, последняя произошла в 2001 году).

Этот вопрос у исследователей возникал всегда: откуда же взялась в Греции спорынья, слабо приживающаяся на пшенице в таком климате? Отсюда и Южная Россия у Корбета, Салвея и Делла. Именно этот момент использовали критики гипотезы, указывая, что афинский флот в Эгейском море имел беспрепятственный доступ к близким зернопроизводящим районам даже во время осады города. ^[6]

Но если верна версия о том, что элевсинский напиток изготавливался из спорыньи, то ее источник не надо искать в других странах — жрецы выращивали спорынью неподалеку от Афин, в Элевсине, на знаменитых Рарийских полях. И она вовсе не должна была попадать к афинянам издалека, с территорий современных Украины и России или откуда-то еще. Возражение о том, что эрготизм не объясняет «более частые (или тяжелые) случаи болезни у беженцев» ^[7] в таком случае тоже объяснимы — Фукидид писал: «Это постигшее афинян бедствие отягчалось еще наплывом беженцев из всей страны, и особенно страдали от болезни вновь прибывшие» («скопление народа с полей в город»). Вероятно, они зараженное зерно с собой первоначально и привезли.

Стоит также обратить внимание, что Диодор Сицилийский, рассматривая возможные причины болезни, отмечал крайне дождливую зиму (после которой осталось много огромных луж со стоячей водой, не высыхавших до лета) ^[8], что является благоприятным условием для развития спорыньи. И то, что удивляло Фукидида, и что он пытался объяснить «тяжким приговором судьбы» — «беззаконие», «чувственные наслаждения», преступления, которые не мог остановить «ни страх перед богами, ни закон человеческий» — все это могло быть просто следствием психозов от отравления спорыньей.

Заразность болезни, о которой Фукидид писал: «люди вымирали целыми домами», что было естественно в рамках господствующей миазматической теории, — это вообще частая ошибка при эрготизме, поскольку создается впечатление, что члены одной семьи умирают, заразившись друг от друга. Такую же ошибку допустят марбургские врачи в 1597 году, дав первое и широко известное описание конвульсивной формы эрготизма (die Kriebelkrankheit, то же, что в России «злая корча»), но посчитав заболевание контагиозным. ^[9] Реальная причина была в том, что обычно члены одной семьи ели один и тот же хлеб, из того же мешка муки. Заражение же зерна неравномерно, попадут - не попадут рожки спорыньи — лотерея. Советские авторы описывали такую же картину при отравлении спорыньей: «вспышки эрготизма группировались в отдельных семьях, в зависимости от засоренности зерна, собранного ими осенью». ^[10]

Таким образом, афинская чума вполне могла быть вызвана спорыньей с местных пшеничных (или даже ячменных) полей. Конечно, это лишь очередная гипотеза, двести какая-то по счету, — но единственная, позволяющая увязать вместе оба феномена. Определенно же, на основании множества хроник, можно говорить об эпидемиях эрготизма лишь со средневековья.

После афинской чумы мы об эпидемиях эрготизма долго ничего не слышим. Спорынью подозревали и в других морах, например, в Галлии во время осады Марсилии (Марселя) Гаем Юлием Цезарем, но сам Цезарь признаков отравления не приводит, поэтому определенно утверждать нельзя. ^[11] Мор в Лиможе в 591 году, упомянутый в «Истории франков» Григория Турского, когда «многие погибли от небесного огня» (plerique igne caelesti consumpti sunt) ^[12] вполне вероятно, был эрготизмом, как считал Гирш ^[13], но никаких уточняющих данных не существует.

Достоверно зафиксированы эпидемии только с IX века. Когда рожь распространилась в Германии (впервые упоминается в саксонских капитуляриях в 797 году ^[14]), то в Ксантенских анналах под 857 годом появились и первые описания эрготизма: «Великое мучение от гнойных пузырей распространилось среди людей и завершалось оно отвратительным гниением, так что перед смертью [телесные] члены отмирали и отваливались». ^[15] В следующем веке эпидемии происходили уже довольно часто, а во второй половине XI века, как раз перед крестовыми походами, отравление во многих регионах Европы стало почти перманентным.

Но если шли массовые эпидемии, то еще раньше должны были появиться и галлюцинации. По выражению профессора биологии Льюиса: «Через темные века и средневековье, видения и интоксикация спорыньей шли рука об руку». ^[16] И эти видения не могли не использовать в своих целях те, кто мог получить от них выгоду. Спорынья по-прежнему, как и тысячи лет до того, продолжала служить жрецам. Но теперь уже не жрецам Элевсина, а жрецам Смерти.

В конце прошлого века авторы статьи «Биохимия крестовых походов», утверждая, что «хронический эрготизм среди населения средневековой Европы был практически неизбежен» ^[17], попытались показать, что именно галлюциногенным отравлением и были спровоцированы крестовые походы. Это вполне очевидный вывод, но, на мой взгляд, неполный. Не менее значимым фактором массовости движения являлся просто дикий страх перед непонятной эпидемией, и на этот фактор прямо указывал современник первого похода. Также понятно, что без пропаганды папства, которое использовало такую ситуацию в своих целях, любые галлюцинации и видения без необходимых «установок» не могли сработать, и движение не вылилось бы именно в крестовые походы, произошли бы лишь местные волнения, погромы и восстания.

1. Софокл. Драмы / перевод Ф. Ф. Зелинского. Серия «Литературные памятники». М.: Наука, 1990. примечание редакции: «вводя в сюжет трагедии моровую язву, не известную из других источников, Софокл находился под впечатлением эпидемии, поражавшей Афины в 430, 429 и 426 гг.»

2. Фукидид. История / Пер. Г. А. Стратановского. М., 1981

3. Ibid.
4. Salway, P. Dell, W. Plague at Athens. Greece and Rome 2 (1957): 62-70

5. Read, Al. Phil. Traité du Seigle ergoté. Strasbourg, 1771. p.54-55

6. Morens, David M and Littman, Robert J. Epidemiology of the Plague of Athens. Transactions of the American Philological Association (1974-), Vol. 122 (1992), pp. 271-304

7. Ibid.

8. Диодор (XII 45,2; 58,3-5), прим. Стратановского / Фукидид. История. М., 1981

9. Barger, George. Ergot and Ergotism: A Monograph. London: Gurney and Jackson, 1931. p.68

10. Рейслер А.В. Гигиена питания. 2-е изд. М.: Медгиз, 1957. С. 401

11. Barger, 1931. p.42

12. Gregorie de Tours. Histoire des Francs. Livres VII-X. A. Picard et fils, 1893. p.197

13. Hirsch, August, Handbook Of Geographical And Historical Pathology. London, 1883 p.205
14. Кулишер М.И. История экономического быта Западной Европы. 9-ое изд. Т. 1-2. Челябинск: Социум, 2004. С.93

15. Историки эпохи Каролингов. М. РОССПЭН. 1999 С. 143-160

16. Lewis, W. H. Medical botany: plants affecting man's health. 1977. p.705
17. Черников А М., Мосягин В.В. Биохимия крестовых походов // Журнал «Химия и жизнь», 1998, №2. С. 52

© Absentis 2010